«Лимонка» в войну - Сборник

Навсегда врезалось в память несколько фраз:

– Они нас гранатами закидывают, эти козлы! Эти пидоры нас гранатами закидывают!

– Справа гранатомётчик! Хуярь его!

– У меня уже три калеки здесь! Что мне делать?

– Уёбывай оттуда!!!

– Пошёл на хуй!

– Я тебя понимаю, но уёбывай оттуда!

– Где твои люди?!

– Смотри, они по камышам, по камышам проходят!

Было видно, что кое-кто уже ударился в панику, а кто-то, наоборот, сохранял практически ледяное спокойствие.

Несмотря на то что следовало бы поберечь батареи, мы не могли побороть искушение и выключить радиостанцию. Всем было понятно, что надо ехать, помогать нашим, но только куда? На базе «Симик» тоже бой, а мост, ведущий к ним, якобы заминирован, и подходы к нему простреливаются из РПГ. Из эфира мы поняли, что Дольф заблокирован где-то у мэрии с небольшой группой бойцов. Но где она находится, никто не представлял. Спустя минуту-другую мы наконец получили приказ: «Езжайте в город, помогайте нашим!»

Бросив «Урал» с продуктами на КПП, мы начали выдвижение двумя БТРами.

И тут началось то, чего все так боялись, но что должно было неизбежно случиться под командованием нашего командира «Ястреба». Он засунул всех, включая филинов-наблюдателей, внутрь БТРа и приказал закрыть все люки. К счастью, этот приказ никто не стал выполнять, поскольку мы знали, что сделает с нами избыточное давление кумулятивной струи в случае попадания из РПГ. Мы отъехали метров на триста от базы и уже подъезжали к въезду на первую дамбу, когда сквозь бойницу я увидел вспышки на крыше одного из зданий, во дворе которого росло большое разлапистое дерево. Несколько пуль взбили фонтаны песка у нашего БТРа, следующие звонко ударили о броню. С мешков, которыми был экранирован борт, полетела земля.

– По нам ведут огонь! – крикнул я – Огневая точка – третий дом по улице, с крыши рядом с большим деревом! – лучше я бы этого не делал, но сработал рефлекс. Огонь стрелкового оружия не мог нам повредить. Нет чтобы увеличить скорость, БТР встал как вкопанный на совершенно открытом месте. Дальше – хуже. Вместо того чтобы скомандовать «ОГОНЬ!», взводный, прикипев к командирскому прибору наблюдения (КПН), спросил: – Где? – Этот чертов КПН сроду никто не чистил, и он был так забит иракской пылью! После боя я посмотрел – в НЕГО НИ ХРЕНА НЕ БЫЛО ВИДНО! К тому же БТР стоял под таким углом, что прибор просто не поворачивался туда. Нас продолжали обстреливать. На этот раз это увидели все, кто сидел по правому борту. Теперь стреляли ещё и с крыши углового здания, а также из-под стоящего бензовоза. Когда по броне звякнуло ещё несколько раз, взводный сделал то, за что потом его возненавидел весь взвод. Вместо того чтобы принять решение самому, вопреки здравому смыслу и всем инструкциям по применению силы, согласно которым он был обязан сразу же дать команду на открытие огня, он начал вызывать оперативного дежурного по батальону:

– 695…

– На приёме…

– 695, я «Ястреб», попал под обстрел, разрешите открыть огонь?

Но 695-й, видимо, или не услышал из-за галдёжа в эфире, либо не захотел отвечать, здраво рассудив, что командиру на месте должно быть виднее.

– 695, приём?

– 695, я «Ястреб»! Приём! 695, огонь разрешаешь? – продолжал он надрываться в рацию. И нам: – Миша (наш пулемётчик КПВТ), ты видишь? Я ни хрена не вижу!

Но мы-то видим!!! Разве этого недостаточно? Тут нас выручили американцы. Два «хаммера», стоявшие правее нас, видимо, заметив, что мы попали в переплёт и при этом сами ни хрена не стреляем, врезали со своих крупнокалиберных пулемётов, и возле углового дома земля взорвалась фонтанами песка. Миша, увидев, куда лупят американцы, и поняв, что если сейчас же не переломить ситуацию, это может кончиться плачевно для всех, заорал:

– Вижу!

Только после этого «Ястреб» родил команду.

Помню огромное чувство облегчения и радостной ярости в ту секунду, когда я нажал на спуск. Уж очень не хотелось быть беспомощной живой мишенью. Мы влупили с правого борта по всем местам, откуда вёлся огонь. Стрелять было неудобно, мы мешали друг другу. В этот момент я поблагодарил Бога за то, что рискнул втайне от начальства пристрелять автомат. Что-то чёрное свалилось с крыши с того места, где я в первый раз увидел огневую точку. Кого-то, похоже, завалили. Огонь в нашу сторону на время затих.

Прямо напротив нас по подразделениям, находившимся в городе, били духовские гранатомётчики. Самих стрелков было не различить, но их позиции были чётко видны по поднимавшимся облакам пыли и белого дыма. Если уж взводный решил тут стоять, то следовало хотя бы съехать с дороги, пока кто-то из них не развернулся и не влупил по нам. Это позволяло прикрыться насыпью и немного уменьшить силуэт нашего БТРа. За насыпью можно было бы высадить и пехоту.

Но взводного, видимо, перемкнуло, и происходящее далее вообще не лезло ни в какие ворота. В ответ на это предложение он заявил:

– Нельзя, брат, мы там застрянем. (Был у нас в роте случай, когда, преследуя какую-то машину, БТР слетел с дороги в сторону реки и увяз практически до половины. У взводного, видимо, развилась фобия на это счёт.) Не веря собственным ушам, я распахнул люк и уставился на землю рядом с дорогой. Обычный твёрдый грунт, в пыли видны следы колёс БТРов и БРДМов. Более того, в ста метрах правее, спрятавшись за насыпью, стоят два американских джипа, хоть бы на сантиметр просели. Об увиденном я немедленно доложил командиру, но тот продолжал настаивать на своём. Застрянем, и всё!

Более того, он почему-то приказал развернуться и ехать обратно. Мы проехали метров тридцать и снова встали посреди дороги. Увидев наши непонятные манёвры, духи снова открыли огонь в нашу сторону. И снова непростительно долго командир не разрешал стрелять. Наконец сосредоточенным огнём двух КПВТ и стрелкового оружия мы снова заставили духов заткнуться. В этот момент Миша срезал огнём гранатомётчика, некстати выскочившего из-за укрытия. Из ствола его гранатомёта вывалилась граната. Пороховой заряд загорелся, наверное, пробитый трассером, и она завертелась волчком, разбрасывая искры. После того как на него начал орать весь десантный отсек, командир наконец согласился, что лучше все-таки съехать с дороги.

Немного прикрывшись насыпью, мы почувствовали себя увереннее. Среднее расстояние до ближайших домов, из которых по нам вёлся огонь, было метров 350–400, то есть достижимое для гранатомётного огня. Тем не менее взводный продолжал мариновать нас в машине, что снижало нашу огневую мощь, поскольку стрелять мог только борт, обращённый в данный момент к противнику. Особенно хреново было Максу со своей «СВД», он просто не мог развернуться внутри. К тому же мы плохо контролировали обстановку вокруг себя. Хорошо хоть, что сзади справа была территория базы, слева сзади метрах в пятистах кучно располагалось несколько домов, но никакой активности противника с этого направления не наблюдалось. То есть за тыл можно было быть более-менее спокойным.

БТР второго отделения в этот момент оказался левее. Правый фланг прикрывали первый блокпост и два американских «Хаммера». У американцев было несколько стрелков, два тяжёлых пулемёта и снайперская пара. Этих огневых средств было более чем достаточно. Нам тут в принципе было делать уже нечего. Подавив обстрелявшие нас огневые точки, мы должны были выполнять приказ и ехать дальше, но у командира было другое мнение на этот счет.

Судя по интенсивности стрельбы и радиопереговоров, бой в городе вступал в самую яростную фазу. Разрывы РПГ звучали один за другим. Духовские гранатомётчики обстреливали наших, стоявших между второй и большой дамбой через Тигр. Самих стрелков не было видно, (они находились в небольшой яме), но их позиции отчетливо демаскировались облаками белого дыма и тучей пыли, поднимавшейся от выстрелов. Не видеть их мог только слепой. Они работали от углового дома, возле которого торчал заметный ориентир – три высокие пальмы, и из небольшого сада правее здания школы. Из эфира тоже постоянно слышались целеуказания в этот район. Мы предложили обстрелять их из РПГ и ГП-25, поскольку стрелковым оружием их было не достать. И в этот момент он (командир!) заорал то, от чего у меня волосы встали дыбом:

– Куда ты собрался стрелять? Ты в тюрьму сесть захотел?!

На секунду повисла пауза. Между строк это воспринималось как: «Ты хочешь, чтобы я из-за тебя в тюрьму сел?». Эти слова ясно показали, что командир до сих пор отказывался понимать очевидное – игры в «миротворчество» закончились, началась война и действовать надлежит соответственно. «Не спросят ли с меня потом за это?» – Эта мысль читалась во всех его поступках. Стало ясно, что ни в какой город мы дальше не поедем, и ни приказ командования, ни чувство ответственности, ни даже то, что в городе вёл бой его друг Дольф, не заставят нашего командира продвигаться дальше. Более того, опасаясь, как бы кто-то не услышал в эфире его позывной, он перестал выходить на связь со второй машиной, не говоря уже о связи с вышестоящим командованием. Напрасно пытался докричаться до него Сашка, командир второго отделения, стремясь получить хоть какую-то команду…